ГЛАВА 1.

Теория и общие подходы к проблеме пространства и культуры

При обращении к теме «культура пространства и пространство культуры» первоначальный замысел состоял в том, чтобы, рассмотреть взаимодействие трех реальных феноменов нашей жизни: природно-географической среды, государственно-политических образований и этнической мозаики через призму понятий граница и культура. В этой связи можно высказать тривиальную мысль, что нет культуры вне пространства, а пространство есть всегда культурно осмысливаемая субстанция. Причем, важно отметить, что другие многозначные смыслы слова пространство (правовое, информационное и т.д.) нас здесь не интересуют. Мы ведем речь о географическом пространстве. Его осмысление зависит от опыта, от задачи и от ракурса, с которого постигается сама категория пространства.

Постулат о первичности пространства и в то же самое время обусловленности пространства культурой очень любят современные культургеографы. Нужно отдать должное их исследовательским достижениям последнего времени. Назовем только фундаментальную книгу Дмитрия Николаевича Замятина «Культура и пространство» (2006), которая, помимо авторских выводов по проблеме моделирования географических образов, содержит обширную библиографию новейшей литературы в данной области. Им же опубликована хрестоматия текстов по этой проблематике. В Президиуме РАН в 2009 г. начата трехлетняя программа фундаментальных научных исследований по проблемам пространственного развития, координатором которой является академик А.Г.Гранберг. В программе есть инициированный и руководимый мною проект по историко-культурным образам российских регионов, особенно многоэтничных регионов (Северный Кавказ и Поволжье). Данную работу можно рассматривать как одно из первых приближений к теме с точки зрения социально-культурной антропологии и этнологии.

Пространство, понимаемое как территория, было и остается ключевым компонентом в этнологии. Территориализация этничности (определение ареалов расселения этнических общностей, наделение их политико-административным статусом через «свою национальную государственность», индоктринация по поводу этнотерриториальной идентичности) была одним из наиболее увлекательных занятий отечественной этнологии на протяжении длительного времени. За этим стоял не только чисто исследовательский интерес, но и задачи политического управления, геополитические претензии и узкогрупповые амбиции. Поэтому еще одна работа также послужила толчком для сегодняшних размышлений, хотя она отстоит от нас более чем на полвека. Это книга Павла Ивановича Кушнера (Кнышева) «Этнические территории и этнические границы» (1951). Попробуем выстроить диалог между казалось бы далеко разошедшимися взглядами советских этнографов cталинского времени и современных культургеографов и антропологов.

Природные границы-рубежи и теория естественных границ

В науке долгое время существовали влиятельные теории географического детерминизма, которые исходили из «естественности» наций, прирожденности национальных особенностей народов, зависимости их психического склада от условий мест обитания. Расовые (прежде всего фенотипические) различия толковались как непосредственная реакция на природную среду, а в свою очередь каждому расовому типу приурочивался определенный культурный комплекс, т.е. этническая общность. Географический детерминизм основательно повлиял на понимание культуры и ее локальных различий в этнологии и социально-культурной антропологии. Родоначальник школы географического детерминизма Ф.Ратцель был географом и этнографом. Его труды «Народоведение» и «Земля и жизнь: сравнительное землеведение» были изданы в русском переводе в 1902 и 1905 гг., и они оказали сильное влияние на отечественную науку. У Ф.Ратцеля было много последователей, среди которых Ф.Гребнер и Л.Фробениус Они выступили с теорией культурных кругов – замкнутых географических ареалов с определенным набором культурных элементов в каждом. Каждый из этих наборов трактовался как реакция на географическую среду. Установкой последователей этой школы было доказать тесную связь этнических рубежей и культурно-антропологических обликов рас и народов с рельефом и природными условиями местности.

В русской литературе антропогеографический подход наиболее ярко воплотился в труде Л.И.Мечникова о роли великих рек в истории цивилизаций.[1] До Мечникова не избежали искушения географией такие корифеи отечественной историографии, как, например, В.М.Соловьев и В.О.Ключевский, не говоря уже о давних и нынешних философах и психологах, а тем более – о геополитиках, одержимых глобальными конструкциями и онтологическим взглядом на историю и культуру. Географы тем более не противились жесткой связке географии и культуры, а этнография как наука долгое время развивалась в рамках той же самой географии.

В СССР долгое время господствовала так называемая анучинская триада (неразрывная связь трех дисциплин – физической антропологии, этнографии и географии), связанная с именем выдающегося ученого Д.Н.Анучина. В его трудах и в трудах его последователей расовая классификация человечества также рассматривалась только сквозь призму приспособлений к географической среде и жестко связывалась с историко-культурной классификацией. Тем не менее, В.П.Алексеев считал, что «основная тенденция развития русской антропологии прошла мимо антропогеографических концепций, постоянно рассматривала расовый состав человечества в связи с его исторической и социальной динамикой и чуждалась географического детерминизма»[2]. Возможно, что так оно и было. Но только посмертные издатели назвали цитируемый 2-й том сочинений академика «Антропогеография», хотя с таким названием сам В.П.Алексеев трудов не писал.

Полностью книгу Вы можете скачать или прочитать здесь.